Забытье подкралось незаметно.
Путались дни недели. Лица расплывались и смешивались. Актеры телесериала превращались в родственников, а родственники – в телесериальных злодеев. Стерлась разница между “вчера” и “сорок лет назад”.
Она не помнила, что ела на завтрак и ела ли вообще. Не умывалась и не меняла одежду. Перестала отзываться на свое имя и узнавать себя в зеркале.
А потом она забыла, что надо умереть.
Ее дочь поседела, внучки вышли замуж и родили детей, дети внучек закончили школу.
А она лежала на постели – кожа, кости, серые глаза – невидяще смотрела в потолок, покорно открывала рот для ложки с кашей, стонала, когда ее переворачивали, чтобы сменить пеленку.
Снова и снова цвели вишни, зрела малина, краснели клены, шел снег – не для нее. Она забыла, что такое “цветы”, “деревья”, “зима”.
Она забыла все.
Она забыла умереть.